Газета «Вольный ветер», № 40
Редакция газеты «ВОЛЬНЫЙ ВЕТЕР»
награждает
ПИЛЬСКОГО
Андрея Владимировича
(г. Москва)
автора статьи
«Каким был Саша Морозов»,
отмеченной поощрительным призом в конкурсе на лучшие публикации 2001 года
Каким был Саша Морозов
Автор воспоминаний познакомился с пещерами в 1977 г. На счету А.Пильского есть и первопрохождения высшей категории сложности в пещере Снежной, 30 лет со дня открытия которой исполняется в этом году. История её исследования — это напряжённая и эмоциональная, порой трагическая борьба в сложнейших условиях за глубину. И сегодня немного пещер может по сложности сравниться со Снежной. В поколении спелеологов, посвятившем себя этой пропасти, выделялся москвич Александр Морозов (1937—1985) — сильная и неординарная личность. Он не забыт друзьями и соратниками, к которым принадлежит и автор публикации. Морозов был одним из лидеров отечественного спелеотуризма, придумал немало технических и тактических приёмов прохождения пещер. Это наследие Морозова применяется до сих пор — например, так было при установлении мирового рекорда глубины украинскими и российскими спелеологами на Кавказе в этом году (см. N 46, 48).
Автор воспоминаний познакомился с пещерами в 1977 г. На счету А.Пильского есть и первопрохождения высшей категории сложности в пещере Снежной, 30 лет со дня открытия которой исполняется в этом году. История её исследования — это напряжённая и эмоциональная, порой трагическая борьба в сложнейших условиях за глубину. И сегодня немного пещер может по сложности сравниться со Снежной. В поколении спелеологов, посвятившем себя этой пропасти, выделялся москвич Александр Морозов (1937—1985) — сильная и неординарная личность. Он не забыт друзьями и соратниками, к которым принадлежит и автор публикации. Морозов был одним из лидеров отечественного спелеотуризма, придумал немало технических и тактических приёмов прохождения пещер. Это наследие Морозова применяется до сих пор — например, так было при установлении мирового рекорда глубины украинскими и российскими спелеологами на Кавказе в этом году (см. N 46, 48).
Первым Сашиным увлечением был велосипедный туризм. Компанию ему составил ближайший друг Георг Людковский. Вдвоём они обколесили всю Москву и Подмосковье, проезжали в дальних поездках по 200 км за день. Однажды по дороге в Ялту у Саши украли велосипед, и они бросили жребий; Саше выпало ехать дальше на велосипеде, а Георгу — возвращаться домой. После этого случая Саша остыл к велопутешествиям.
Вскоре им подвернулось на улице объявление о наборе в школу спелеологов. Они пришли в секцию спелеологии, лидером которой был В.Илюхин. Там сложилась небольшая компания — Саша, Георг и прикреплённый к ним инструктором Данила Усиков. Ещё в эту компанию вошёл Юрий Франц («море Франца» в подмосковной каменоломне Силикатной названо в его честь). Они успешно учились спелеологии в секции Илюхина, но принципы, им исповедуемые, быстро вступили в противоречие с убеждениями Саши его товарищей. Непосредственной причиной разрыва стал спор о проверке физподготовки перед поездкой. Требовалось подняться на 70 м по тросовой лестнице за 7 минут. Если не сможешь — в пещеру не поедешь. Саша (его результат был раза в полтора лучше), видя, что у многих ребят шансы на поездку пропали, спросил у Илюхина: «Почему именно 7 минут?» Ответ был категоричен: чтобы не мёрзли другие, ожидающие своей очереди на подъём. Саша поинтересовался: «А разве нельзя одеться потеплей и не мёрзнуть в ожидании?» Дискуссии у Илюхина, мягко говоря, не приветствовались. Пришлось уйти самим и организовать, как называл это Морозов, «частную советскую спелеологию».
Несколько лет они провели в поисковых экспедициях на Кавказе, где отрабатывали собственные методы прохождения пещер, затем, получив разрешение университетских первооткрывателей Снежной, приступили к её дальнейшему освоению. Они прошли Пятый завал, останавливавший всех прежних исследователей, двинулись дальше и вторично вывели Снежную на первое место в кадастре самых глубоких пещер СССР (и на второе в мире). Им удалось добиться поддержки со стороны Института географии АН СССР (ИГАН), что очень помогло: от ИГАНа поступило финансирование, а главное — был получен официальный статус, позволивший Саше и Даниле больше не обращать внимания на возмущённые вопли о «возмутительном поведении» со стороны сильно обозлённых чужими успехами сторонников Илюхина.
Моё первое впечатление от встречи с Морозовым было очень сильным. Меня поразили и он сам, и окружавшие его люди, и его две комнаты в огромной коммунальной квартире около метро «Кропоткинская», заваленные снаряжением. На одном столе стояли сверлильный и токарный станки, везде громоздились мешки, верёвки, продукты, и среди всего этого странным казались мебель и прочие предметы быта. Я с любопытством рассматривал диковинные для меня вещи. Особенно производил впечатление полутораметровый агрегат для сушки мяса горячим воздухом в «кипящем» слое, занимавший половину окна.
С первых минут мне стало ясно, что Морозов — фанатичный спелеолог, хотя и маскировал это легкой иронией. Когда он стал рассказывать о сделанном и своих планах, то больше говорил о том, что основную работу в Снежной провела секция спелеологии МГУ. Как будто стеснялся того, что он с Усиковым ушли далеко вперёд, заметно оторвавшись от других спелеогрупп в стране (да и в мире тоже).
Мы с друзьями были поражены классом спелеологической работы Усикова, Людковского и Морозова, их совершенно революционной на то время методикой подготовки прохождения сложных пещер. Тогда каждая спелеоэкспедиция занималась борьбой с суровыми условиями пещер, каждый спуск под землю, не говоря уж о ночёвках там, был крайне тяжёлым. Подземные лагеря по уровню комфорта сильно напоминали примитивные бомбоубежища — сырые, холодные и мрачные. Одно стремление владело спелеологами в «доморозовский» период: быстро-быстро спуститься до намеченного рубежа и — быстрее наверх. Другой подход исключался: тогда нечего было и думать об организации полноценного (как в пешеходном или водном туризме) отдыха на ночёвках.
Морозов и Усиков сотоварищи решили эту проблему, создав технологию работы в пещерах по аналогии с гималайскими экспедициями альпинистов. Она позволяла работать в пещере достаточно долго без заметного ущерба для здоровья. Основные новации состояли в следующем:
Были разработаны модули жизнеобеспечения спелеолога. Они представляли собой герметичные мешки весом 13,8 кг. Их содержимое — сухие продукты, сухое горючее, батареи, рукавицы, резиновые перчатки, бумага, спички, сигареты, полезные мелочи. Одним словом — всё, что нужно для нормальной жизни в пещере одному спелеологу в течение 6 суток. Упаковывалось это настолько тщательно, что падение модуля с высоты 60 м на острые глыбы не нарушало его герметичности. Лишь часть сухих галет превращалась в крошку.
Была разработана качественная одежда из специальных тканей, намного превосходившая зарубежные аналоги. За рубежом спелеологи не использовали гидрокостюмы из нерастягивающихся герметичных тканей (прочность резиновых была низка, поскольку они могли порваться при сильном натяжении. К тому же они сильно обтягивали тело, очень значительно снижая теплоизоляционные свойства нижней одежды). Гидрокомбинезон от «Морозов & Усиков» из прорезиненного лавсана очень свободного покроя абсолютно не стеснял движений и был настолько прочен, что выдерживал 3—4 месяца активного использования. Да и «разгидриваться» (для удовлетворения естественных потребностей организма) в нем было гораздо проще. Кто носил такой, тот поймёт. Много лет спустя Леша Крицкий с успехом изготавливал эти комбинезоны для итальянцев и американцев — расходились «на ура!».
Нижняя одежда тоже была с «хитростями», её делали по принципу: лучше три тонких свитера, чем один толстый. Позднее появилась толстая сетка из синтетической пряжи для исключения контакта мокрой одежды с телом. В одежде от «Морозов & Усиков» можно было относительно комфортно работать и по 50 часов подряд (такие прецеденты бывали).
Был разработан комплект снаряжения для бивуака под землёй. Он состоял из капроновой палатки-трапеции без дна, устанавливаемой на одном шесте, «гексогаза» (на сухом спирте), полностью отменившего использование примусов, комплекта титановых кастрюль с теплоизоляционной «бабой» и др. Вспомнишь — душа радуется: лежишь на надувном матрасе в пуховом мешке, уютно потрескивает, нагревая титановую кастрюлю с гречкой, горящий в «гексогазе» сухой спирт, на растяжках капроновой палатки-трапеции сохнет одежда после выхода. А если надо вылезти, то, пожалуйста, вылезай в любую сторону — палатка-то без дна. В таких условиях можно было жить с удовольствием сколько угодно!
Разработали новое «железо», вернее, новые модели более высокого качества: симметричные фрезерованные зажимы, лестницы с повышенной прочностью опрессовки, тросовые зажимы, тефлоновые пряжки для стремян зажимов, удобные обвязки и многое другое.
Процесс создания новых моделей снаряжения был непрерывен. Позднее появились шайбы для самостоятельного спуска мешков, блок-тормозы для их подъёма с помощью ног, неразъёмные «каталки» и зажимы.
Основные силы в экспедициях тогда уходили на транспортировку модулей, методы которой совершенствовались постоянно: спуск по троллеям, автономный спуск гирлянды мешков на шайбе в свободных колодцах (скорость регулировалась внизу натяжением верёвки), подъём модулей при помощи блок-тормоза ногой с зажимом (намного легче, чем тянуть руками).
Несомненно, добиться таких успехов, каких добились Саша и Данила, могут только люди с незаурядным интеллектом. Им просто нравилось думать, сопоставлять, они всегда были сосредоточенны и собранны. Энциклопедичность Саши казалась абсолютной. По профессии он был переводчиком, имел высшее химическое образование. Данила возглавлял лабораторию в Институте космических исследований АН СССР, занимался математическими методами обработки изображений, Георг — по образованию педагог. В спелеологии они оказались специалистами по всем направлениям организации и проведении путешествий. На мой взгляд, Саша был самым универсальным из них. Там, где требовалось что-то придумать или улучшить изобретённое другими, ему не было равных.
Практически втроем эти «аксакалы» создали совершенную на тот момент технологию прохождения сложных подземных систем — причём не хуже, чем какой-нибудь НИИ Спелеологии, если бы таковой существовал. Казалось, они могли всё. Освоить и приспособить к нашему делу методику микробаронивелирования — пожалуйста. Разработать рацион сбалансированного питания — без труда. Создать «уникальную» методику домашнего испытания прочности модулей — моментально. Убедить президента АН СССР в необходимости продолжения работ Института географии в Снежной — с большим удовольствием.
Когда мы, молодые товарищи, увидели это и оценили, то стало ясно: надо постараться хоть немного походить на них, оправдать их доверие...
Почему-то вспоминается не изнурительный, многодневный труд по шитью и клейке модульных мешков, а забавные эпизоды подготовки. Никогда не забуду, как вёз в рюкзаке 60 кг вырезки, добытой усилиями Лёхи Крицкого, и при выходе из вагона метро на «Кропоткинской» выяснилось, что рюкзак протёк и подо мной большая лужа крови. Ну и ужас же был в глазах пассажиров!.. Помнится, как ночью в дежурной аптеке кто-то из нас закупал несколько десятков презервативов для герметизации банок с топлёным маслом и уверял аптекаршу, что никак не может вернуться домой без них. Говорили, что глаза у неё были круглее, чем у моих пассажиров метро.
Саше все забавные эпизоды, связанные с главным делом его жизни, приносили удовольствие. Он любил говорить, что самое приятное в спелеологии — это весёлая компания, и сам был её украшением. Помню, как Саша через неделю подземной жизни совершенно всерьёз предупредил... кастрюлю для каш о «неполном служебном соответствии и возможности последующих оргвыводов». И в следующем же лагере сменил её на большую «чайную» — каши стало хватать, чай же стали греть по два раза в бывшей «кашной» кастрюле.
Сашина семья не только не препятствовала его занятиям спелеологией, а даже активно помогала. Не случайно в зимнюю экспедицию, с которой началась наша совместная работа, на дне Снежной появился зал Пенелопы. Установленная Морозовым, Людковским и Севой Ещенко табличка в этом зале гласит: «Назван в честь самоотверженных жён спелеологов». Имя Инны заслуженно упомянуто в списке на этой табличке. Подготовка Сашиных экспедиций происходила, как правило, в их коммунальной квартире, и, естественно, не каждая жена стерпела бы связанные с этим немалые неудобства. К тому же Саша был, мягко говоря, не богат и большую часть своих заработков тратил на спелеологию. Инна редко роптала на «свою тяжкую женскую долю». Вспоминаю, как Саша собирал на буковой поляне цветущие рододендроны для Инны в Москву, как писал ей письма исключительно на английском, как любил гулять с ней и сыном Севой вечером по бульвару от «Кропоткинской» до «Арбатской», провожая припозднившихся гостей.
Не могу обойти очень важное Сашино качество — восприимчивость к новым веяниям. Он совершенно не «зацикливался» на собственных идеях. Если появлялся какой-нибудь новый «чужой» метод, то он, считая его разумным, с лёгкостью отказывался от своего решения. Сюда я бы включил: постепенный отказ от использования лестниц на глубоких колодцах, переход на использование троса на больших отвесах, применение одинарной веревки (там, где это было возможно), использование верёвки-«восьмёрки» (диаметром 8 мм. — Прим. ред.) вместо «десятки» на неглубоких колодцах простой конфигурации.
В качестве примера я хочу остановиться на Сашином увлечении стальным тросом, которое возникло после изучения опыта группы «Кристалл». Саша решил использовать трос только для подъёма людей и навешивать его вместе с верёвкой. Для троса им были разработаны кулачковые фрезерованные зажимы повышенной прочности и миниатюрные дюралевые зажимные клинья для навески (разумеется, с демпфированием). Думаю, и сейчас эти конструкции остаются оптимальными для подъёма по тросу. Возможно, дело шло к разработке SRT (техника прохождения пещер с навешиванием одной верёвки) для стального троса, какие-то намёки на это были. Уверен, что популярная ныне «одноверёвочная» SRT также была бы приспособлена Сашей к частичному использованию.
Его упорство в достижении успеха проявлялось не только в высокой работоспособности, но и в руководящей роли, нейтрализующей нашу (каюсь, иногда возникавшую) лень. Бывало, один из нас малодушно предлагал «притормозиться» на уютном, тёплом, маленьком «завальчике», не доходя до запланированного стационарного лагеря, или поспать побольше перед очередным выходом. В таких случаях Саша всегда реагировал одинаково: «Ведь решили же!» Как правило, после этих слов все соглашались, ведь действительно «решили же!». В то же время Саша весьма точно чувствовал приближение к пределу наших сил, в таких случаях он соглашался изменить первоначальный план движения.
Подземные путешествия были порой долгими и тяжёлыми. Часто приходилось сидеть и мёрзнуть, ожидая, пока освободится путь. И упадок сил, по моему личному наблюдению, во многом определялся количеством такого «потерянного» времени, причём зависимость здесь была очень крутая. Сашин пример готовности к работе в самых неудобных ситуациях действовал на нас гораздо сильнее, нежели чьи-то «силовые» подвиги. Все спелеологи были ребята мощные, а вот терпеливость и упорство — свойства значительно более редкие и ценные. Саша обладал ими как никто и по праву был лидером.
Со временем Саша с Данилой оказались лидерами не только группы Снежная, но и всего спелеологического сообщества. Саша стал председателем, а Данила — членом Центральной комиссии спелеотуризма (Всесоюзной федерации туризма. — Прим. ред.). Успехи в прохождении системы пещер Снежной и Сергея Меженного принадлежали теперь нескольким самостоятельным командам.
Но не только Снежная стала полем битвы за рекорды в глубине спуска. Резко и стремительно поднялся уровень всех спелеогрупп. Этому способствовало, главным образом, снятие психологического барьера перед глубиной и длительностью подземных путешествий, появились новые «рекордные» объекты. Опыт группы Снежная был передан всем желающим, и все получили равные условия. Естественно, сохранялось разумное требование — опыт участников должен соответствовать категории трудности путешествия. Саша и Данила сами инициировали участие новых команд в прохождении самой перспективной пещеры, т.е. добровольно лишили себя монополии на успех. В этом ярко проявились их человеческие качества. Это привело к весьма эффективному результату — Снежная сразу же «углубилась» на 150 м. Саша, конечно же, обладал огромным честолюбием (Данила — не меньшим), но для него важнее был общий успех, ему совершенно не подходила роль победителя каких-то соревнований. Он хотел победы только над глубиной Снежной.
Последняя Сашина экспедиция была организована необычным образом. Две группы собирались одновременно спуститься под землю в двух местах: одна — в шахте С.Меженного, другая — через старый вход. Они планировали соединиться на Пятом завале. Но эта встреча не состоялась — как потом выяснилось, Сашу вместе с Алексеем Преображенским и Алексеем Кореневским погребла под собой лавина на подходах к пещере...
Теперь мы живем в другой стране. Абхазия стала заграницей и не скоро опять станет Меккой спелеологов — такой, как раньше. Целая эпоха освоения Снежной, названная когда-то Сашей Морозовым «Большой Советской Спелеологией», ушла вместе с ним в прошлое. Но я уверен, она никогда не забудется, и если когда-нибудь Снежная будет пройдена глубже, то в ней обязательно появится зал имени Саши Морозова на рекордной отметке, к которой он так стремился.
|
