Рассказ Кости Службина (К.С.)
Записан 15.11.2002 Андреем Пильским (А.П.).
Предыстория:
Костя Службин и Леша Крицкий работали вместе с нами в экспедиции Саши Морозова до рубежа седьмого зала. Костя немного прихворнул, и Леша вызвался проводить его наверх. Мы пошли дальше, а ребята двинулись наверх. Знать бы заранее, с чем им придется столкнуться - посидели бы подольше в лагере, Костя оклемался бы и вместе пошли бы дальше. Но получилось, так как получилось.
Итак, Костин рассказ:
К.С. По дороге домой мы остановились в Победе встретить Новый год.
А.П. Как встретили? Удачно? Что пили?
К.С. А мы ничего не пили. У нас не было. Мы сделали печенье в горячем масле со сливками.
А.П. И Михалыч это ел?!
К.С. Он сам это делал. А елка у нас была классная. Я шел в Тигуре. Мы надули штаны от него, завязали вырез и поставили в камни. Ободрали военно-полевой провод и сделали из него и фольги гирлянды. Эти вот зеленые штаны символизировали нам елку. Еще помню, я четыре часа настраивал гитару. Встретили Новый год, и ушли в Университетский. Там я шикарно надул Алексея Михайловича. У нас оставалось огромное количество гречневой каши - не меньше половины кастрюли. Я сказал, что продукты надо беречь и уговорил его забрать кашу с собой. Он ее тщательно упаковал и сложил себе в мешок. Только перед самым подъемом в Большой колодец у навески он сообразил, что его надули, и выбросил эту кашу. Потом долго гонялся за мной и бросал камни. В Большом зале мы не ночевали, только перекусили. Я там нашел в щели над входом в шкуродер красноярскую заначку. Там торчал рюкзак - мне стало интересно, что в нем? Пришлось залезть и сбросить этот рюкзак. Когда я выдернул этот рюкзак за лямку и летел вниз вместе с ним, то почувствовал, что что-то не так. Я упал и сразу откатился в сторону. На место, куда я упал, падают две канистры с бензином. Двадцатилитровые. Железные. С этого видимо и начались наши с Михалычем приключения. Перед залом Гвоздецкого лестница вмерзла в лед, конкретно. Пришлось вырубать ее ледорубом. Мы вышли из зала Гвоздецкого, пробили снежную пробку и оказались на дне входного колодца.
А.П. Вы вышли во входной колодец ночью?
К.С. Нет, мы вышли днем.
А.П. А мешки с нашими личными вещами на стенке еще висели?
К.С. Висели. После длительного пребывания под землей очень хочется посмотреть на солнышко, и пораженные странными цветовыми ощущениями, мы как идиоты смотрели на раскрашенные в яркие цвета стенки колодца - при спуске они ведь были абсолютно серые. Нам так хотелось осмотреться, что мы решили быстренько выйти из колодца не переодеваясь и без личных вещей, мешки с ними висели на стенке колодца у нижней навески. Леша пошел вперед, прошел вертикальный подъем по снежному языку и потом стал поворачивать вправо и пропал из виду. Я пошел следом за ним и через небольшое время, я даже не успел догнать его, увидел, как поверхность снежного языка сморщилась как стиральная доска. Вся масса снега понеслась вниз, сбила меня с ног, и я ушел в нее с головой. Эта лавина понесла меня с собой назад к выходу на дно входного колодца. Я помню, как летел и успел подумать: сейчас точно впаяюсь головой в стенку колодца. Я заслонял голову руками и летел вниз пока лавина не остановилась, с довольно-таки мерзким звуком. До стенки я не долетел. Когда все замерло я выплюнул попавший в рот снег и попытался выкопаться. Хрен-то! Лавина протащила меня до стены, снег, летевший выше меня, ударился о стену, уплотнился и оказался надо мной, как бы вторым слоем. Леша оказался с края этой лавины, он дошел почти до точки навески, он собственно склон и подрезал. В результате Михалыча засыпало не сильно, и он довольно быстро откопался, поскольку одна рука у него осталась свободна. Михалыч, обнаружив, что меня нет, честно копал, честно пытался понять, что там происходит и, короче, меня не нашел. Он уже начал подумывать, что пора, наверное, валить в Дурипш, правда, не понимал в тот момент с какими трудностями это связано, и что один он просто не дойдет. Леша снял модули со стены, ну ты знаешь: Михалыч очень любит женщин, и курить, курить он хотел страшно. И когда он сел покурить на мешок, то он оказался прямо надо мной - это было мое счастье! Слава богу! Я к тому времени уже просто "концы отдавал". Честно. Дышать уже было нечем.
А.П. Так ты уже под самой стенкой лежал?
К.С. Нет, нет, я не дошел несколько метров. В общем, Леша услышал, как я дышу, кричать я уже не мог, и стал меня откапывать. Когда он меня выкапывал, я уже был в таком состоянии, что только ругался: какого хрена ты мне снег сыпешь за шиворот?! В общей сложности я провалялся там почти полтора часа.
А.П. Так у тебя была какая-то камера с воздухом, которым ты мог дышать?
К.С. Да нет, не камера. Только то, что вытаяло вокруг рта. Я, Слава богу, успел выплюнуть снег - не успел бы, был бы п….ц! Мне еще повезло, что я лежал головой вверх. Я за все это время левой рукой смог уплотнить перед собой небольшое пространство. Как кисть крутилась, столько и смог освободить для дыхания.
Поскольку я был в разодранном состоянии, Леша сразу дал мне сигарету. Хоть я пролежал под снегом полтора часа, покурить надо было обязательно - мы же нормальные люди. Пока я отходил Михалыч ставил палатку.
А.П. Так надо же было сразу сваливать наверх, выходить из колодца.
К.С. Ну, поскольку Михалыч был старшим товарищем, да и мое состояние не позволяло хорошо соображать… Мы завалились в палатку, сготовили пожрать и завалились спать. И когда мы засыпали, а уже было темно, я спросил: Михалыч, а у тебя ножик где? То есть ко мне уже вернулось чувство реальности.
А.П. И все-таки, для меня так и осталось загадкой: почему вы не вышли сразу после твоего спасения из входного колодца?
К.С. Андрей, понимаешь какая штука. Выйти в тот момент - это было бы очень серьезным мероприятием, потому что над дорогой вверх висели трехметровые козырьки. Когда тебя только что закатало в лавину, ты понимаешь, что второй раз может не повезти и надо притормозиться. Единственным местом без нависающих карнизов была отвесная стена слева по ходу наверх, противоположная стене с навеской. Поэтому Михалыч правильно решил, что я сначала должен отойти от произошедшего и прийти в порядок. Мы поели, согрелись и заснули. Теперь я никогда не оставляю ботинки вне палатки. Когда мы засыпали, я, услышав ответ Михалыча, что его нож у него в кармане, попросил: если тебе не трудно, у тебя там все равно петелька, одень ее на запястье. Я оказался прав, потому что ночью мы проснулись от специфического шороха. Это был даже не шорох, а свист кулака летящего тебе в харю. Неприятно. Сначала был свист, потом удар. Какое-то время нас несло, потом с жутким скрипом мы остановились. Леху забросило на меня, сверху него матрас, внизу меня матрас. Дышать нам нечем. Мы попытались как-то дрыгаться, но были прижаты очень плотно. Мне удалось освободить руку, башка начала быстро работать на самосохранение. Я быстро вынул пробку из надувного матраса. Освободилось немного места, и затем мы выдернули все пробки из наших матрасов и получили 20 сантиметров свободы. Этого оказалось достаточно, чтобы начать как-то двигаться. Дышать легче не стало - нас было двое, и воздух заканчивался быстрее в два раза. Я заорал: Леха, у тебя нож на руке, режь палатку! Леха эту палатку, блин, с треском! Слава богу, палатка была засыпана всего на метр. Леха встал мне на причинные места и прокопался наверх. Ну и потоптался же он на мне, до сих пор помню как. Я выбросил ему шмотки из палатки. Ботинки, оставленные за палаткой, спасти не удалось. Сама палатка была из авизента и с прочными растяжками. Когда нас понесло, вырвало крючья, на которых мы ее растягивали. Все вещи из палатки спасти мы не смогли. Пока этим занимались, сошла еще одна лавина. Мы успели ее услышать, Михалыч прыгнул в вертикальную щель рядом с нами в углу колодца прямо как зайчик, и я тоже побежал к ней. В руках у нас остались только свечки, все фонари остались в палатке.
А.П. А в какое время это произошло.
К.С. Примерно часа в три ночи. В общем, Леха успел спрятаться в этой щели, а я нет. Обернувшись назад, я увидел картину, которую никогда не забуду. Потрясающая картина. Свечка освещает метров 4-5, не больше. Я увидел снежный вал высотой метра три. За метра полтора-два от меня до этого вала свечка погасла от воздушной волны. Удар. Где верх, где низ - непонятно. Тут Михалыч зажигает зажигалку, и я вижу, что я торчу по пояс в снегу в той же щели где и он сам. Наконец-то мы поняли, что находится во входном колодце по-настоящему опасно - лавины ходят слишком часто. Наши нервы уже на пределе. Мы стали копать канаву по направлению к палатке. Из этой канавы мы добыли два спальника, галеты, чай и немножко горючки. А забыл, кружки, … одну. Надо было срочно сваливать, щель была невысокой, и каждая последующая лавина уменьшала безопасное пространство. При свете свечек мы нашли полку, примерно на высоте метров четырех над поверхностью снега и метров в тридцати от нижней точки дна колодца, и забрались на нее. Там мы просидели до утра. Когда рассвело, поверхность снега находилась ниже нас на полтора метра. Лавины сходили часто, и каждый раз на лицо оседала снежная пыль, надо сказать крайне неприятное ощущение. Утром я пошел вдоль стены, а Леша старался заметить, где я пропаду, если меня собьет лавиной - чтобы знать, где откапывать. Мне удалось найти вертикальную щель в стенке колодца метрах в десяти от отвеса. Посередине этой щели был застрявший бульник, довольно приличных размеров, и мы перебрались на него. Курева не было. Я предлагал Михалычу курить чай, спрашивал какой ему нравится - цейлонский или грузинский? Курил он цейлонский, подлец!
А.П. Какая же это гадость - курить чай, но цейлонский курить значительно лучше, чем грузинский, проверял не раз.
К.С. Согласен. В этом месте мы просидели еще сутки. Я начал скисать, согрелся, мне было хорошо. И тут Михалыч сказал: все, хорош! Надо выходить, во что бы то ни стало! А поскольку я пригрелся, то всячески оттягивал момент выхода до следующего утра. Рукавица у нас была одна на двоих, ей воспользовался я, а Михалыч оборачивал свои руки трусами, которые мы достали из палатки. Мы вышли из щели, прошли вдоль стены, вышли к березе. От березы уже висели козырьки, и нам пришлось уходить на вертикальную стену. Там висели нашлепки изо льда и снега, которые держались на траве. Мы забивали в них руки по локоть, чтобы идти по этому снегу. Ну, где-то скальником, где-то по снегу. Мы шли каждый с мешочком, висевшим ниже как жучка на стропе, веревки у нас не было совсем. Самое большое разочарование было, когда мы вышли под самый верх. Там тоже висели козырьки. Слава богу, у нас был с собой ледоруб. Михалыч сделал совершенно потрясающий ход конем. Он пробивал ледорубом горизонтальную канаву в половину туловища под козырьками, и мы ползли по ней, чтобы миновать эти козырьки и выйти на гладкий снег. Проползли так метров пятнадцать. Честно говоря, мне до сих пор не понятно, как это было сделано.
А.П. Ну, жить захочешь - не так раскорячишься.
К.С. Совершенно точно. На ногах у нас были полиэтиленовые пакеты. Нам повезло, что наверху оказался наст, был бы рыхлый снег - мы бы там и остались до вашего выхода из Снежной. Из продуктов у нас оставались только сахар и галеты. Причем галет было немного, сахара тоже. Кстати, ночью мы сидели в спальниках, и грелись, по очереди зажигая таблетку сухого спирта в нашей единственной кружке. Мы начали спускаться от Снежной, и на пути к Сувениру я чуть не улетел в один из колодцев по дороге. Не знаю, как остановился - как-то остановился. Дальше до Сувенира мы летели на сидя на задницах. За Сувениром есть небольшой подъем с козырьком по ходу нашего движения - мы свалились вместе с ним. Постоянно мела снежная поземка, даже не поземка, а белая мгла. Ощущение было такое, что перед глазами лист белой бумаги - ничего не видно, все пространство было заполнено снегом, даже яркое солнце еле пробивалось через эту снежную пелену. Куда ты идешь, как идешь - было совершенно непонятно. Мы старались придерживаться правильного направления движения по внутреннему биологическому компасу. Мы шли не по традиционному пути, по которому вы шли с Морозовым - траверс от Хапхулцвы, а все время старались держаться ближе к лесу, т.е. все время уходили левее традиционного пути. Нам хотелось быть ближе к лесу, поскольку лес - это жизнь, можно развести костер, к тому же лавин там нет. Пойдет у нас что-либо не так - быстро свалим в лес. Пока мы огибали тропу, над нами пару раз с противным хрустом возникали трещины. Цвет этих трещин был потрясающим - морской волны, а сам снег розовый. Снежная мгла начинала рассеиваться, и выглядывало яркое солнце. Мы добрались до леса, и там все было уже проще. Последняя обида была, когда мы шли по текущему ручью перед Дурипшем в носках. Было страшно мокро. Идешь по воде в носках, а вода холодная - градусов 5, не больше. Когда мы постучались Разиму в дверь, он посмотрел на нас совершенно обалделыми глазами и спросил только: Вы оттуда? Оттуда. Разим быстренько своим женщинам что-то пробормотал. Нам тут же принесли две кружки чачи, мы их сразу же вломили. Быстренько поели и легли спать в нормальные постели с одеялами и подушками. Я еще два дня потом шарахался от звука падающей подушки.
А.П. Сколько же часов вы шли от колодца до Дурипша?
К.С. Семнадцать часов от верха входного колодца до Дурипша. Где могли - бежали, где могли - шли.
А.П. Как же вы прошли весь путь в носках, как выдержали ноги? Там же камни, корни, местами очень скользко, как?
К.С. Да нет, ноги не порезали. Падали только там где была глина, ну ты знаешь это место. В Дурипш мы пришли только со спальниками. Михалыч потерял по дороге свой стетоскоп, спасенный из засыпанной палатки. Был очень расстроен. Так все и закончилось, весьма благополучно по моему.
